Разумеется, любовь не есть главная тема последних чеховских пьес. «Много разговоров о литературе» в «Чайке» – это участие Чехова в осмыслении путей дальнейшего развития искусства. Когда Треплев в первом действии осуждает современный ему театр и требует новых форм, – это мысли Чехова, по сан автор тут же подправляет их словами Дорна: «Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдете по этой живописной дороге без определенной цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас». Когда Тригорин говорит: «…я не пейзажист только, я ведь еще. гражданин, я люблю родину, народ, я чувствую, что если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем…» – то можно не. сомневаться, что с ним вместо говорит и Чехов. Но вряд ли одобряет автор тригоринское холодное ремесленничество, его равнодушие к собратьям по перу, логично соседствующее с жестоким равнодушием к девушке, которой он разбил жизнь. В судьбе Нины, как и в любовных сюжетах «Чайки», можно увидеть ту же драматическую закономерность: гибнут те, кто любит, в данном случае любит искусство, и готовы пожертвовать для него всем; торжествуют хладнокровные мастера-ремесленники. Сам Антон Павлович считал, что из его текста все ясно: он рассчитывал на ум и воображение читателя. К.С. Станиславский вспоминал, что во время работы над ролью Войницкого в «Дяде Ване» он хотел нарядить своего героя в традиционный театральный костюм помещика: высокие сапоги, картуз. «Но Чехов возмутился, – пишет Станиславский. – «Послушайте, – горячился он, – ведь там же все сказано. Вы же не читали пьесы». Мы заглянули в подлинник, но никаких. указаний не нашли, если не считать нескольких слов о шелковом галстуке, который носил дядя Вайя. «Вот, вот же! Все же написано», – убеждал нас Чехов. «Что написало? – недоумевали мы. – Шелковый галстук?» «Конечно же, послушайте, у него же чудесный галстук, он же изящный культурный человек». И далее Станиславский рассказывает, как из этого маленького разъяснения возникло глубокое понимание пьесы, в которой актеры увидели «драму современной русской жизни: бездарный, никому не нужный профессор блаженствует; он незаслуженно пользуется дутой славой знаменитого ученого… а живые талантливые люди, дядя Ваня и Астров, в это время гноят свою жизнь в медвежьих углах обширной неустроенной России. И хочется призвать к кормилу власти настоящих работников и тружеников, прозябающих в глуши, и посадить их на высокие посты вместо бездарных, хотя и знаменитых Серебряковых». О страшной жизни в городе «Трех сестер» говорит персонаж пьесы Андрей Прозоров: «Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника пи в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему… Только едят, пьют, спят, потом умирают…» А из таких городов состояла чеховская Россия конца века. И повторяющиеся здесь заклинания сестер: «В Москву! В Москву!» – звучат бессильной несбыточной мечтой о какой-то настоящей осмысленной жизни. Последняя пьеса – «Вишневый сад», пожалуй, лучшая пьеса Чехова, показывает нам еще одну сторону таланта художника: чуткость к изменениям духа времени, подчас неуловимым, незамечаемым простым глазом. Кажется, все здесь похоже на предыдущие пьесы: одинокие люди, тоска бесцельного существования, гибель сада, как символ гибели прекрасного прошлого, и социальная ситуация вполне в духе конца века: разоряющиеся дворяне, разбогатевший помещик. Однако 1903 год это историческая веха в развитии страны. События, известные Чехову (забастовки, подъем студенческого движения), и, скорее всего, неизвестные изменили общественную атмосферу, и в пьесе вместо бессильной безысходной мечты появилась реальная надежда. Конечно, Петя Трофимов, один из тех, кто олицетворяет эту надежду, не тот герой-революционер, который появится позже – в пьесах Горького. Это типичный чеховский персонаж, вышедший из девяностых годов, еще ничему толком не научившийся, в чем-то смешной, по Чехов уже понимает его значение: «Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки?». И на премьере «Вишневого сада» громко и многозначительно прозвучали слова: «Вся Россия наш сад!.», «Прощай, старая жизнь! Здравствуй, новая жизнь!» Это было 17 января 1904 года. Новое время – новые пьесы.
Страницы: 1 2
«Скитальцы-страдальцы» - праведники Второй период (1594-1601) Ведущие
темы поэзии. |
«Учитель жизни»
Страница 1
Информация о литературе » Драматургия А.П. Чехова » «Учитель жизни»