Алеко, придя к «сынам природы», получает полнейшую внешнюю свободу: «он волен так же, как они». Алеко готов слиться с цыганами, жить их жизнью, подчиняться их обычаям. «Он любит их ночлегов сени,/ И упоенье вечной лени,/ И бедный, звучный их язык». Он ест с ними «нежатое пшено», водит по селам медведя, находит счастье в любви Земфиры. Поэт снимает как будто бы все преграды на пути героя в новый для него мир. Тем не менее Алеко не дано насладиться счастьем и узнать вкус подлинной свободы. В нем по-прежнему живут характерные черты романтического индивидуалиста: гордыня, своеволие, чувство превосходства над другими людьми. Даже мирная жизнь в цыганском таборе не может заставить его забыть о пережитых бурях, о славе и роскоши, о соблазнах европейской цивилизации: Его порой волшебной славы Манила дальняя звезда, Нежданно роскошь и забавы К нему являлись иногда; Над одинокой головою И гром нередко грохотал . Главное же - Алеко не в силах побороть мятежные страсти, бушующие «в его измученной груди». И не случайно автор предупреждает читателя о приближении неизбежной катастрофы - нового взрыва страстей («Они проснутся: погоди»). Неизбежность трагической развязки коренится, таким образом, в самой натуре героя, отравленного европейской цивилизацией, всем ее духом. Казалось бы, полностью слившийся с вольной цыганской общиной, он все-таки остается ей внутренне чуждым. От него требовалось вроде бы совсем немного: чтобы, как истинный цыган, он «гнезда надежного не знал и ни к чему не привыкал». Но Алеко не может «не привыкать», не может жить без Земфиры и ее любви. Ему кажется естественным даже и от нее требовать постоянства и верности, считать, что она всецело принадлежит ему: Не изменись, мой нежный друг! А я . одно мое желанье С тобой делить любовь, досуг, И добровольное изгнанье. «Ты для него дороже мира», - разъясняет дочери Старый цыган причину и смысл безумной ревности Алеко. Именно эта всепоглощающая страсть, неприятие какого-либо другого взгляда на жизнь и любовь и делают Алеко несвободным внутренне. Тут-то и проявляется наиболее ярко противоречие «его свободы и их воли». Не будучи свободен сам, он неизбежно становится тираном и деспотом по отношению к другим. Трагедии героя придается тем самым острый идеологический смысл. Дело, значит, не просто в том, что Алеко не может справиться со своими страстями. Он не может преодолеть узкое, ограниченное представление о свободе, свойственное ему как человеку цивилизации. В патриархальную среду приносит он взгляды, нормы и предрассудки «просвещения» - оставленного им мира. Поэтому он и считает себя вправе мстить Земфире за ее вольную любовь к Молодому цыгану, жестоко покарать их обоих. Оборотной стороной его свободолюбивых стремлений неизбежно оказываются эгоизм и произвол. Лучше всего свидетельствует об этом спор Алеко со Старым цыганом - спор, в котором обнаруживается полное взаимное непонимание: ведь у цыган нет ни закона, ни собственности («Мы дики, нет у нас законов» - скажет в финале Старый цыган), нет у них и понятия о праве. Желая утешить Алеко, старик рассказывает ему «повесть о самом себе» - об измене любимой жены Мариулы матери Земфиры. Убежденный, что любовь чужда всякому принуждению или насилию, он спокойно и твердо перекосит свое несчастье. В том, что произошло, он видит даже роковую неизбежность - проявление вечного закона жизни: «Чредою всем дается радость;/ Что было, то не будет вновь». Вот этого мудрого спокойствия, безропотного смирения перед лицом высшей силы не может ни понять, ни принять Алеко: Да как же ты не поспешил Тотчас вослед неблагодарной И хищникам и ей, коварной, Кинжала в сердце не вонзил? Я не таков. Нет, я не споря От прав моих не откажусь, Или хоть мщеньем наслажусь. Особенно примечательны рассуждения Алеко о том, что для защиты своих «прав» он способен уничтожить даже спящего врага, столкнуть его в «бездну моря» и наслаждаться шумом его падения. Но мщение, насилие и свобода, думает Старый цыган, несовместимы. Ибо подлинная свобода предполагает, прежде всего, уважение к другому человеку, к его личности, его чувству. В финале поэмы он не только бросает Алеко обвинение в эгоизме («Ты для себя лишь хочешь воли»), но и подчеркивает несовместимость его убеждений и нравственных принципов с подлинно свободной моралью цыганского табора («Ты не рожден для дикой доли»). Для героя-романтика потеря возлюбленной «равнозначна крушению «мира». Поэтому совершенное им убийство выражает не только его разочарование в дикой вольности, но и бунт против миропорядка. Спасаясь от преследующего его закона, он не может представить себе уклада жизни, который не регулировался бы законом и правом. Любовь для него не «прихоть сердца», как для Земфиры и Старого цыгана, а брак. Ибо Алеко «отрекся лишь от внешних, поверхностных форм культуры, а не от внутренних ее основ». Можно говорить, очевидно, о двойственном, критическом и одновременно сочувственном, отношении автора к своему герою, ибо с характером героя-индивидуалиста у поэта были связаны освободительные стремления и надежды. Деромантизируя Алеко, Пушкин отнюдь не обличает его, но раскрывает трагизм его стремления к свободе, неизбежно оборачивающейся внутренней несвободой, таящей в себе опасность эгоистического произвола. Тема Москвы в творчестве М.И. Цветаевой Художественные системы XIX-XX вв. У костра памяти народной. |
Романтические традиции в творчестве писателей
Страница 2
Информация о литературе » Романтизм в литературе » Романтические традиции в творчестве писателей