|
Зимой 1945/46 года был начат роман «Доктор Живаго». В позднем письме Вяч. Вс. Иванову, за несколько месяцев до известных «нобелевских» событий 1958 года, Пастернак подробно объяснял, чем был для него этот важнейший жизненный шаг: «Я давно и долго, еще во время войны, томился благополучно продолжающимися положениями стихотворчества, литературной деятельности и имени, как непрерывным накапливанием промахов и оплошностей, которым хотелось положить разительный и ощущаемый, целиком перекрывающий конец, которые требовал и расплаты и удовлетворения, чего-то сразу сокрушающего привычные для тебя мерила, как, например, самоубийства в жизни других или политические судебные приговоры, - тут необязательно было, чтобы это была трагедия или катастрофа, но было обязательно, чтобы это круто и крупно отменяло все нажитые навыки и начинало собою новое, леденяще и бесповоротно, чтобы это было вторжение воли в судьбу, вмешательство души в то, что как будто обходилось без нее и ее не касалось. Я не говорю, что роман нечто яркое, что он талантлив, что он - удачен. Но это - переворот, это - принятие решения, это было желание начать договаривать все до конца и оценивать жизнь в духе былой безусловности, на ее широчайших основаниях. Если прежде меня привлекали разностопные ямбические размеры, то роман я стал, хотя бы в намерении, писать в размере мировом. И - о, счастье, - путь назад был раз навсегда отрезан». Переписка Пастернака свидетельствует о крайней интенсивности его работы над романом в зимние месяцы 1945/46 года. В январских письмах уже поступают, правда еще в самой общей форме, контуры замысла в целом. «Я, как угорелый, пишу большое повествование в прозе, охватывающее годы нашей жизни, от Мусагета до последней войны, опять мир «Охранной грамоты», но без теоретизирования, в форме романа, шире и таинственнее, с жизненными событиями и драмами, ближе к сути, к миру Блока и направлению моих стихов к Марине. Естественна моя спешка, у меня от пролетающих дней и недель свист в ушах» (письмо С. Н. Дурылину от 27 января 1946 года). Первоначальный замысел романа к февралю 1946 года, по-видимому, настолько оформился в сознании Пастернака, что он твердо рассчитывал воплотить его в течение нескольких месяцев. «Пожелай мне выдержки, - просил он О. М. Фрейденберг 1 февраля 1946 года, - то есть, чтобы я не поникал под бременем усталости и скуки. Я начал большую прозу, в которую хочу вложить самое главное, из-за чего у меня «сыр-бор» в жизни загорелся, и тороплюсь, чтобы ее кончить к твоему летнему приезду и тогда прочесть». В марте 1946 года Пастернаку пришлось отложить захватившую его работу над романом и обратиться к текущим литературным делам. Только в июле, находясь в Переделкине, он вновь смог серьезно приняться за прозу. « .С июля месяца, - сообщал он О. М. Фрейденберг в октябре 1946 года, - я начал писать роман в прозе «Мальчики и девочки», который в десяти главах должен охватить сорокалетие 1902-1946 г. г., и с большим увлечением написал четверть всего задуманного или пятую его часть . Я уже стар, скоро, может быть, умру, и нельзя до бесконечности откладывать свободного выражения настоящих своих мыслей». В сохранившихся рукописных материалах к роману лист с названием «Мальчики и девочки» отсутствует (почти все подготовительные материалы и черновые наброски были пущены Пастернаком на растопку переделкинской печи). 4 сентября 1946 года на заседании президиума правления Союза писателей СССР А. А. Фадеев обвинил Пастернака в отрыве от народа и непризнании «нашей идеологии». 9 сентября в переделкинском доме Пастернак устроил для знакомых чтение первых двух глав романа. 9 сентября в переделкинском доме Пастернак устроил для знакомых чтение первых двух глав романа. 17 сентября на общемосковском собрании писателей в Доме ученых А. А. Фадеев предупредил, что «безыдейная и аполитичная поэзия Пастернака не может служить идеалом для наследников великой русской поэзии». Второй урожай готического романа Детский фольклор Патриотизм в лирике Пушкина. |
Введение
Страница 4
Информация о литературе » История романа и прозы Пастернака » Введение
