На фоне рассмотренных произведений цикл "Дорожный ангел" обращает на себя внимание рядом заметных отличий. Во-первых, сменился фон, нет прежней тематической заданности, действие не привязано к какой-либо эпохе или стране, поэтому рассказы непривычно разнородны. Рассказчица легко перемещается во времени и пространстве собственной жизни. Во-вторых, само наличие рассказчика впервые последовательно сохранено в целом сборнике. Он весь написан от первого лица. Наконец, третье, вероятно, наиболее важное здесь - впервые несомненное соответствие сюжета жанру рассказа в типичном его понимании. Внимание сосредоточено на отдельном событии, поразившем автора, а не на целой жизни героя, объясняющей суть финала. Написанные почти как путевые заметки, эти рассказы включают не только наблюдения, но непосредственные размышления над случившимся. Если прибавить к перечисленному еще и немало реальных фактов из жизни писательницы, то сборник можно считать, отчасти, автобиографичным, что объясняет и упомянутые выше особенности.

Вступлением к сборнику служит первый рассказ с одноименным названием - "Дорожный ангел". Его краткость и емкость напоминают притчу, особенно эпизод про трех священников: строго, доброго и умного, который смог объединить благие намерения первых двух, несмотря на их внешнюю противоположность. Здесь же объясняется суть названия и сквозного образа всего цикла. Дорожный ангел бережет и направляет; но образ дороги, конечно, подразумевает жизненный путь, что очевидно из дальнейших рассказов.

Два следующих - детские воспоминания. В рассказе "Утка" “чудесное дорожное приключение” [с.246] передает теплую атмосферу семьи, в которой, несмотря на трудные послевоенные времена, есть место радости и беззаботности. Старый прадед очень напоминает героя одного из первых циклов Улицкой, "Девочки" - тот же запах камфары и те же теплые отношения с правнучкой.

Рассказ "Гудаутские груши" начинает тему, которая несколько раз будет затронута на протяжении сборника, - “дружба народов”. Невероятно смешной, при всем его содержании, монолог садовой хозяйки, переданный живым колоритным языком, построен так, что ее образ во всей полноте предстает перед глазами.

“У менгрелов нельзя квартиру снимать, грязный народ, культуры не понимает, горцы… но абхазы еще хуже, совсем дикие, как похороны у них, не поют, - воют, как шакалы… И еда у них хуже, чем сванская… сванов не знаете, и дай Бог не знать, бандиты, грабители… хуже чеченцев… - с газетным свертком в грубых руках она склонялась над чемоданом, шевеля своим грушевидным задом, - но чеченцев теперь нет, выселили всех, слава Богу, еще бы выселили армян, хорошо было, торгуют, все торгуют, богатые, и все торгуют, не могут остановиться, такой жадный народ, армяшки соленые… нет на них турок, - она вдруг озарилась улыбкой, махнула рукой, - азербайджанцы у нас есть, они совсем как турки, злобные, ленивые, у нас, слава Богу, мало живут, воры все, хуже цыган…<…>. ” [с.250]

Рассказчица и ее мама вдоволь насмеялись бесконечной повести о кавказских народах, и только в конце, как бы вскользь, уточняется, что они “так и не узнали, кто же была по национальности та женщина из Гудаут”. [с.252] Традиционный для Улицкой финал, не меняя общего настроения рассказа, обращает мысль к серьезной проблеме причины и последствий таких слов. Тревожнее и жестче этот вопрос звучит в рассказе "Москва - Подрезково. 1992". Ораторствующий в электричке пьяный мужчина, с “честным пугачевским блеском” в глазах [с.283], не остановился на перечислении всех грехов “черножопых”, а наметив концепцию борьбы, предлагает и способ реализации: “Значит, так! С силами соберемся - и всех порежем! Ох, весело будет! ”. Заканчивается его речь трагикомически: на отказ собеседника идти резать он заявляет: “Вот она, лень-то русская<…>. Под лежачий камень вода не течет”. [с.285] Писательница напоминает о таящейся рядом опасности, которая не видна за важностью личных забот.

Следом помещен рассказ "Франциск Ассизский: два в одном", который намеренно контрастирует с предыдущим изображением. Действие происходит в Нью-Йорке, где вместо грязной электрички и таких же железнодорожных откосов, приезжий видит хозяев собак, подбирающих за своими питомцами их “какашки”. Но автора впечатляет нечто иное, а именно месса животных, ежегодно проводимая в честь дня Франциска Ассизского в кафедральном соборе города. Неправдоподобное зрелище входящих в священное здание собак, кошек, обезьян, слонов и проч. сменяется еще более невероятным - благословением приведенных хозяевами животных. Автор удивляется редкой религиозной терпимости:

Понятие "художественный метод" в литературе
Метод художественный (творческий метод) (от греч. methodos - путь исследования), категория марксистской эстетики, сложившаяся в советском литературоведении и искусствоведении в 20-х гг. и затем неоднократно переосмыслявшаяся. Наиболее употребительные современные определения метода: - "способ отражения действительности", " ...

Перерождение Достоевского и появление новых убеждений – это есть зарождение «почвенничества».
4 года Достоевский читает на каторге одну книгу – Евангелие, подаренную ему в Тобольске женами декабристов – единственную книгу разрешенную в остроге. Постепенно рождается «новый человек», начинается «перерождение убеждений». Четыре года страданий невыразимого, бесконечного явились поворотным моментом в духовной биографии Достоевского. ...

«Думы» Рылеева, особенности жанра.
Крупнейшим поэтом и главой де­кабристского романтизма по праву считается К. Ф. Рылеев. Накану­не 14 декабря 1825 г. и в день выступления он сыграл активную роль, фактически заменив намеченного диктатором Трубецкого, ко­торый изменил восставшим в последний момент. Рылееву в особую вину поставили попытку уговорить „Каховского рано утром 1 ...