Портрет

«…Так кто ж ты, наконец?»

(И.Гёте «Фауст»)

«…Ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет, он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя (облик пуделя связан с образом Мефистофеля, так как именно в этом облике Мефистофель явился Фаусту). По виду лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – «иностранец» – так описывает своего демонического героя Булгаков. В «Фаусте» подобного нет, для дьявола внешность не столь важна. За него говорят его дела.

Мефистофель – дух разрушения, но он же и враг застоя, тупого бездеятельного гниения, противник бездумной неподвижности.

Он скептик, презирает человеческую природу, убежден, что знает о ней конечную правду: род людской жалок, слаб, исполнен пороков и дурных страстей, эгоистичен и беспомощен.

Мефистофель – проницательный знаток пороков человечества, отрицательных сторон его жизни. Демон стремится подорвать не только веру Фауста во всемогущество разума, но и убеждение в осмысленности служения человечеству, в гуманистической сути его исканий. Он демонстрирует своему «подопечному» бессмысленную гульбу, скотские инстинкты, жадность, тунеядство, злобу, лицемерие, похоть, тупость и прочее.

Мефистофель по-своему «материалист»; уже при первой встрече с Фаустом он замечает, не скрывая своего презрения к земле и людям:

Ведь это только вы мирок нелепый свой

Считаете за все, за центр всего творенья.

В отношении Воланда мы видим типичные черты дьявола. Однако, присмотревшись внимательнее можно с некоторым удивлением убедиться, что для такой безусловной, как тень и свет, антитезы Воланду не хватает, пожалуй, черных красок.

А между тем непосредственное чувство говорит нам, что в булгаковской «нечистой силе» есть что-то неоспоримо привлекательное. Воланд обладает своим мрачным обаянием. В нем, каким он написан Булгаковым, является мотив деяния, протеста против рутины жизни, застоя, предрассудков. Демон как бы намеренно суживает свои функции, он склонен не столько, соблазнять, сколько наказывать.

Собственно, только одна сцена в романе – сцена «массового гипноза» в Варьете – показывает дьявола вполне в его исконном амплуа искусителя. Но Воланд и здесь поступает точь-в-точь как исправитель нравов или, иначе сказать, как писатель старин, что весьма на руку придумавшему его автору. Он обнажает низкие вожделения и страсти лишь затем, чтобы заклеймить их презрением и смехом, а тем самым убить. И уж совсем вразрез с ожиданиями читателя идет то, что у Воланда и его спутников есть еще и желание помочь добрым людям, попавшим в беду, обиженным судьбою. Так самобытно переосмыслен Булгаковым образ Воланда – Мефистофеля. Нагоняющий на непосвященных мрачный ужас Воланд оказывается карающим мечом в руках справедливости и едва ли не волонтером добра. Теперь нам легче понять смысл многозначительного эпиграфа к роману, заимствованный Булгаковым из трагедии Гёте: «…Так кто ж ты, наконец? – Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».


Требования писателя к своему творчеству
Конан Дойля всегда внутренне задевало, что книги, которые писались у него как бы сами собой, оказывались лучше его же произведений, требовавших большого труда. Если бы было наоборот, полагал Конан Дойль, «я занимал бы иное положение в литературе». У него не было болезненного самолюбия или честолюбия. Напротив, он отдавал себе отчет в св ...

Шиллер и Гете
В 1788 г. в Рудольштадте Шиллер познакомился с Гете. Их первая встреча состоялась еще в 1779 г., когда проездом в Швейцарию Гете посетил Вюртемберг. Можно представить себе чувства молодого Шиллера и его товарищей, слушателей Академии, когда они увидели своего кумира, Гете, уже известного всей Германии и в расцвете его физических и творч ...

Парадоксы Круга
Образ «шутовского хоровода» в романах Во 20-30-х гг. тесным образом связан с архетипом Круга, ибо почти для всех героев ранних романов – Поля Пенифезера, Бэзила Сила, Тони Ласта, Уильяма Таппока жизнь – это бесцельное движение по автоматически повторяющимся кругообразностям. Сам образ Круга превращается у Во в символ «механической» циви ...