|
Изучая пространство, Бродский оперирует не Эвклидовыми «Началами», а геометрией Лобачевского, в которой, как известно, параллельным прямым некуда деться: они пересекаются. И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут, но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут, тут конец перспективы. Пространство для поэта бесконечно, но это дурная, застывшая бесконечность, мумия. В этом самом «конкурсе перспективы» Бродский находит лишь пустой триумф бессмысленной бесконечности, место без ориентиров, в котором безразлично направление, в котором нет вектора. Ты не услышишь ответ, если спросишь «куда», так как все стороны света сводятся к царству льда. Пространство для Бродского – место пребывания вещей. Но вещь ведет псевдожизнь: притворяется существующей, а поэт ее разоблачает, обнаруживая в предмете его отсутствие: Стул состоит из чувства пустоты. ……………………………………. стоит он в центре комнаты столь наг, что многое притягивает глаз. Далее стул становится похожим на персонаж с картины Босха. Он одушевляется, но лишь для того, чтобы обнаружить иллюзорность своего бытия. Но это только воздух. Между ног коричневых, что важно – четырех, лишь воздух, то есть, дай ему пинок, скинь все с себя – как об стену горох. Лишь воздух. Вас охватывает жуть. Вам остается; в сущности, одно: вскочив, его рывком перевернуть. Но максимум, что обнаружится, - дно. Фанера. Гвозди. Пыльные штыри. Товар из вашей собственной ноздри. Так выясняется, что вещь еще хуже пустоты – она лицемернее чистого пространства, вакуума, нуля. Бродский наделяет вещь одним важным свойством – взаимодействием с пространством. Вещь, помещенной будучи, как в Аш- два-О, в пространство… пространство жаждет вытеснить… Таким образом, в конфликте Пространства и вещи ведь становится активной стороной: Пространство стремится вещь поглотить, а вещь – его вытеснить. Однако, поглощаемая Пространством, вещь растворяется в нем. Цикл «Новый Жюль Верн» начинается экспозицией свойств Пространства: «Безупречная линия горизонта, без какого-либо изъяна», которое сначала стирает индивидуальные особенности попавшей в него вещи: И только корабль не отличается от корабля. Переваливаясь на волнах, корабль выглядит одновременно как дерево и журавль, из-под ног у которого ушла земля… И, наконец, разрушает и полностью поглощает ее. Примечательно, что при этом само пространство продолжает «улучшаться» за счет поглощаемы им вещей: Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод. Вдалеке на волне покачивается какой-то безымянный предмет. Следует отметить, что главное в вещи – ее границы (например, окраска). Это граница обладает двойственной природой – будучи материальной, она скрывает в себе чистую форму: … Окраска вещи на самом деле маска бесконечности, жадной к деталям. Если основное в вещи – ее границы, то и значение ее определяется, в первую очередь, отчетливостью ее контура, той «дырой в пейзаже», которую она после себя оставляет. Следовательно, мир – это арена непрерывного опустошения, пространство, сплошь составленное из дыр, оставленными исчезнувшими вещами. У Бродского данная концепция перехода от материальной вещи к пустоте в пространстве, к чистым структурам соотносится с платоновским восхождением к абстрактной форме, к идее. Однако, несмотря на то, что философия Бродского обнаруживает платоническую основу, по крайней мере в двух моментах она прямо противопоставлена Платону. Первый из них связан с трактовкой категорий «порядок/беспорядок» «космос/хаос»; второй категорий «общее/частное». В противоположность Платону, сущность бытия, по Бродскому, проступает не в упорядоченности, а в беспорядке, не в закономерности, а в случайности. Именно беспорядок достоин того, чтобы быть запечатленным в памяти, («Помнишь свалку вещей…»); именно в бессмысленности проступают черты бесконечности, вечности, абсолюта: … смущать календари и числа присутствием, лишенным смысла, доказывая посторонним, что жизнь – синоним небытия и нарушенья правил. Я, как мог, обессмертил то, что не удержал. Бессмертно то, что потеряно: небытие /«ничто»/ абсолютно. С другой стороны, трансформация вещи в абстрактную структуру связана не с восхождением к общему, а с усилением частного, индивидуального:
Страницы: 1 2
Исследования О.С.Бердяевой «Проза Михаила Булгакова: Текст и метатекст». Характерные черты романтического героя Байрона Шильонский узник «Книга жизни». |
Пространство и вещь как
философско-художественные образы
Страница 1
Информация о литературе » Художественный образ в пространстве и времени поэзии И. Бродского » Пространство и вещь как
философско-художественные образы
